1 апреля 1809 года в селе Сорочинцы Полтавской губернии родился Николай Васильевич Гоголь. Что мы знаем о роли В.Г. Белинского в судьбе Н.В.Гоголя?
Из вступительной статьи И.Р. Монаховой к книге «Мысли и афоризмы В.Г. Белинского»:
«По замечанию И.А. Гончарова, «и Гоголь не был бы в глазах большинства той колоссальной фигурой, в какую он, освещённый критикой Белинского, сразу cтал перед публикой». Но дело не только в том, что Белинский открыл для публики сущность гоголевского творчества («реальная поэзия») и самого Гоголя как истинного, великого поэта. Дело еще и в том, какое значение это имело для творческой судьбы самого Гоголя, а значит, и для развития русской литературы в целом. Ведь Гоголь с большим вниманием относился к мнениям читателей и критиков. Например, когда его первая книга «Ганц Кюхельгартен» получила отрицательный отзыв критики, он не только сжег почти весь тираж ее, но и отказался в дальнейшем писать в том же духе. Его последующие произведения были совершенно иными.
П.В. Анненков вспоминал об участии Белинского в творческой судьбе Гоголя: «Одною из далеко озаряющих вспышек была статья Белинского «О русской повести и повестях Гоголя», написанная вслед за выходом в свет двух книжек Гоголя: «Миргород» и «Арабески» (1835 год). Она и уполномочивает нас сказать, что настоящим восприемником Гоголя в русской литературе, давшим ему имя, был Белинский. Статья эта вдобавок пришлась очень кстати. Она подоспела к тому горькому времени для Гоголя, когда, вследствие претензии своей на профессорство и на ученость по вдохновению, он осужден был выносить самые злостные и ядовитые нападки не только на свою авторскую деятельность, но и на личный характер свой. Я близко знал Гоголя в это время и мог хорошо видеть, как, озадаченный и сконфуженный не столько ярыми выходками Сенковского и Булгарина, сколько общим осуждением петербургской публики, ученой братии и даже приятелей, он стоял совершенно одинокий, не зная, как выйти из своего положения и на что опереться. Руку помощи в смысле возбуждения его упавшего духа протянул ему тогда ни кем не прошенный, никем неожиданный и совершенно ему неизвестный Белинский, явившийся с упомянутой статьей в “Телескопе” 1835 года. И с какой статьей! Он не давал в ней советов автору, не разбирал, что в нем похвально и что подлежит нареканию, не отвергал одной какой-либо черты на основании ее сомнительной верности или необходимости для произведения, не одобрял другой, как полезной и приятной, – а, основываясь на сущности авторского таланта и на достоинстве его миросозерцания, просто объявил, что в Гоголе русское общество имеет будущего великого писателя. Я имел случай видеть действие этой статьи на Гоголя. Он был доволен статьей, и более чем доволен: он был осчастливлен статьей, если вполне верно передавать воспоминания о том времени. Решительное и восторженное слово было сказано, и сказано не наобум.
Для поддержания, оправдания и укоренения его в общественном сознании Белинский издержал много энергии, таланта, ума, переломал много копий». Был бы дальнейший творческий путь Гоголя таким, каким он стал на самом деле, если бы в начале этого пути, в решительный, переломный момент, Белинский не поддержал в Гоголе «поэта жизни действительной»? И вслед за этим – было бы таким, как оно стало, дальнейшее развитие всей русской литературы, в котором творчество Гоголя – «отца натуральной школы» – сыграло решающую роль? Ведь никакой предопределенности, заданности не было, никто не гарантировал, что в России ХIХ века возникнет великая литература. Она создавалась общими усилиями, и не только великих художников. Фактически Белинский был их сотворцом в ее создании».